В последнее воскресенье июня 1972 года наш батальон вернулся домой. Два месяца мы жили на стрельбище в палатках в восьми километрах от Каунаса, на окраине которого и располагался наш полк. Дело в том, что всё это время в нашей двухэтажной казарме, построенной полтораста лет назад для гусарского полка, проживали молодые солдаты, проходившие первоначальный курс молодого бойца перед принятием присяги.
А поскольку курс они прошли, присягу приняли, то теперь их, со всем их личным имуществом, построили на плацу и распределяли по боевым подразделениям.Не успели мы расположится у своих коек и тумбочек, в которые раскладывали свои личные вещи, как раздалась команда:
- Строится рота!
Выстраиваясь вдоль коридора казармы, разделявшего ряды наших коек пополам, обратили внимание на стоявших лицом к нашему строю в одну шеренгу дюжину салаг, которых только что привёл наш ротный, капитан Сивков. Он поздравил нас с пополнением и стал зачитывать фамилии молодых бойцов, направляя их в наши поредевшие после убытия майских дембелей взводы. В наш второй взвод, да ещё в наше второе отделение попал очень примечательный боец по фамилии Бажогло. Этот крепко сбитый коренастый молодой человек с крупной головой, сидевшей на короткой шее, был призван из глухой гагаузской деревни, очень плохо разговаривал по-русски, был весь зажатый и как, собственно, почти все молодые с некоторым испугом в глазах. Получив свою тумбочку, койку и место в строю, вскоре молодёжь вместе с ротой отправилась на ужин…
На следующее утро ротный решил устроить проверку новеньких, поэтому в 6 часов, вместо обычной команды: «Рота подъём! На зарядку строится!», прозвучала команда: «Рота подъём! Тревога!». Разобрав оружие и амуницию, покинули казарму и выстроились перед входом в её подъезд. После обычного доклада взводных офицеров о наличии людей, рота бегом отправилась к лестнице…
Расположение нашего полка находилось почти на берегу Немана. Между нами и рекой находилась улица и частные домики. С другой стороны полк упирался в высокий холм, на котором находился тренировочный городок с полосой препятствий и один из девяти фортов, когда-то окружавших Каунас. Вот там, наверху, и начиналась восьмикилометровая дорога к полковому стрельбищу. Лестница на холм с более чем полусотней ступенек была прелюдией к маршу, после подъёма по ней коротко отдышались, получили приказ и бегом.
Уже после первого километра молодое пополнение начало сдавать. Наш призыв, которому до дембеля оставалось меньше полгода, а потому был самым втянутым в солдатский тяжкий труд, начал, чертыхаясь, разбирать оружие и амуницию с выдохшихся новоприбывших. К концу марша наш замкомзвода старший сержант Тарасов вместе с командиром лейтенантом Бабушкиным тащили под руки одного из «разобранных» молодых, который был в полуобморочном состоянии. Но вот Бажогло, при его явно не стайерской, а тем более не спринтерской фигуре, так и тащил на себе всю положенную солдату амуницию (рюкзак, противогаз, сапёрную лопату, подсумки, штык-нож…) и автомат НЕ ОТСТАВАЯ. Только слегка раскраснелось его широкое лицо, да глаза расширились от напряжения.
Добежав до стрельбища, Сивков остановил роту и довольный стал оглядывать строй бойцов. Рота выдержала заданный им темп, прибыла без потерь. Молодое пополнение, тяжело дыша, забирало всё, что за них тащили старики. Взгляд капитана упал на Бажогло. Тот стоял слегка вспотев, тогда как даже с некоторых дембелей пот катил градом.
- Рядовой Бажогло, выйти из строя! – скомандовал ротный.
Тот вышел, как положено на пару шагов и развернулся удивлённым и несколько испуганным лицом к товарищам. Сивков приложил ладонь к виску:
- За проявленную выносливость и десантную волю объявляю рядовому Бажогло благодарнось!
- Служу Советскому Союзу!
- Встать в строй!
В любом коллективе, и солдатский не исключение, человека уважают за его способность делать дело, которым занят коллектив. Бажогло с этого момента стал уважаемым бойцом, тем более что и на перекладине этот крепкий крестьянский парень от стариков не отставал, и на полосе препятствий. Учитывая его гагаузское происхождение, он стал и предметом искреннего интереса товарищей к этому парню. Через неделю вся рота уже знала, что Бажогло женат и у него уже родился ребёнок, что по их обычаям он целый год «стоял под окнами» своей невесты. Показал он и фотографию своей жены – в длинном до пят темном платье, в светлом платке, из-под которого выглядывало чертовски милое молодое личико. Её легко можно было представить красавицей в мини.
- Что же ты, Бажогло, свою жену Марусю как старуху одел?
- У нас все так ходят…
Через две недели всё наше молодое пополнение утром отправилось на прыжки с парашютом. Дело в том, что по программе подготовки прибывшего пополнения они, до вливания в боевые подразделения, обязаны были совершить три прыжка с Ан-2 (один без оружия и два с оружием), но третий прыжок по погодным условиям у них не состоялся, вот и пришлось их собирать со всего полка отдельно на этот прыжок. Возглавил эту «группу товарищей» от нашей роты, наш взводный, лейтенант Бабушкин. Этот офицер, прибыл к нам после окончания Московского высшего военного училища, которое готовило пехотных командиров, поэтому ему надо было догонять остальных офицеров роты по опыту парашютной подготовки и количеству прыжков.
Вечером в казарме разразилась гроза. Перед самым ужином в роту вошли наши молодые и сразу к старшине – сдавать оружие. Последним за ними вошёл Бабушкин. Увидев меня, бросил:
- Богомолов, разберись с Бажогло, отказался прыгать.
В роте внезапно возникла мёртвая тишина, которую прервал чей-то голос:
- Ни хрена себе, позор на нашу голову.
Тут в сторону опозорившегося солдата посыпались такие пренеприятные словеса, среди которых обещание Тарасова гнобить опозорившего взвод отказника в нарядах по туалету было не самым крутым. Меня же озадачило само обращение Бабушкина ко мне. Впрочем, я догадался о причине. Наш замполит недавно был переведён с повышением, нового в роту не назначили, а я всё-таки был групкомсоргом взвода, что-то вроде ответственного за политическое воспитание коллектива… Поразмыслив о свалившейся на меня ответственности, я пошёл в кабинет ротного, обратился там к Бабушкину и выяснил, что первый прыжок Божогло пропустил, находясь в наряде (дневальным), а на втором отказался прыгать в самолёте, что от нас как-то скрыли. Вот и в этот раз он взбрыкнул.
После ужина, когда рота готовилась к отбою, я сел на свою койку, что возбранялось ВСЕМ, но дембелей, к которым теперь относился и я, неписанным правилом этот запрет как бы не касался.
- Бажогло, иди сюда, - позвал я проштрафившегося новичка.
Солдат подошёл и сел на табуретку у койки, на которую я ему указал.
- Почему ты отказался прыгать? – спросил я. Глупее вопроса трудно было придумать, но надо же было с чего-то начинать.
- Товарищ ифетор, мне Маруся написала, чтобы я не прыгал, а то разобьюсь.
Я решил действовать как в боевом самбо – использовать удары противника против него же.
- Ну и правильно она написала, она же женщина, она за тебя беспокоится. Ты что хотел, чтобы она написала: «Прыгай дорогой, да разбейся там»?
Бажогло молчал. Он явно был подавлен презрением товарищей, только недавно зауважавших его, а сейчас готовых его грубо пинать как последнее ничтожество.
- Понимаешь, Бажогло, ты ведь здесь не просто так служишь, ты ведь здесь защищаешь и свою Марусю, и своего сына. Мы здесь все защищаем своих родных, свою Родину. Для того и учимся делать это хорошо.
Бажогло продолжал молчать. Его широко открытые большие испуганные глаза смотрели на грядушку моей койки с тоскливой печалью.
- У вас в деревне кто-то служил в десанте? – спросил я его.
- Нет, - замотал головой отказчик.
- Ну вот, видишь, - обрадовался я, - представляешь, через два года ты возвращаешься в своё село, идёшь по деревне в форме, на груди значок парашютиста, из-под хэбэ видна тельняшка, на голове голубой берет. Всё село восхищается тобой, ведь Бажогло служил в таких героических войсках. Председатель сельсовета первым жмёт тебе руку. Все женщины и девушки вашего села смотрят на тебя с восхищением и завидуют твоей Маруси. А уж как тебя будет встречать жена, как будет любить тебя, гордиться тобой…
Смотрю – лицо Бажогло посветлело. Собственно, и моё лицо в этот момент имело, наверное, достаточно глупо-радостный вид. Пора было с этих высокопарных облаков спускаться на грешную землю.
- Ну вот, а если ты опять откажешься прыгать, то я напишу в ваш сельсовет, что Бажогло, оказался трусом, недостойным называться мужчиной. Понимаешь, с каким презрением к тебе там будут относится земляки, а Маруся всю жизнь будет жалеть, что вышла за тебя замуж? Ты этого хочешь?
- Нет, - замотал головой солдат.
- Ну так подумай над своим поведением. Всё свободен…
Ещё через две недели уже вся наша рота выехала на прыжки. Бажогло, наконец-то, прыгнул. Уж не знаю, моя ли «политбеседа», ежевечернее ли мытьё туалета (Тарасов с отказчиком не церемонился), потеря ли уважения товарищей на него подействовали, а может и сам прыжок с Ан-12, где надо было только решиться встать и побежать за парашютом впереди стоящего бойца. Когда тот исчезал, провалившись в бездну, следующий с разбегу сваливается за ним туда же с интервалом в 0,3 секунды, не успевая не только испугаться, но и вообще что-то сообразить. Другое дело прыжок с Ан-2 – там стоишь перед открытой дверью самолёта, пережёвывая свой страх, не менее 2 секунд. И хоть и редко, но попадались парни, сдававшиеся этому страху. В любом случае Бажогло-десантник состоялся, вернув себе уважение своих товарищей.
Р. Л. Богомолов
P.S. С Днём рождения, Перуново войско!
Свежие комментарии